Два постмодернистских проекта
Во всем мире в середине 80-х архитекторы погрузились в атмосферу весьма приключенческого поиска. С легкой руки Чарльза Дженкса мир новой архитектуры окрестили постмодернизмом. В принципе, это время, его дух можно сравнить с эклектическими экспериментами на рубеже XIX – XX вв. Внешне это выглядело как возвращение к историческим стилям, к человеческому масштабу, понятному обывателю архитектурному языку. Более глубокие обоснования нового подхода заключались в изменении профессиональной и чисто человеческой позиции по отношению к обществу, его традициям, способам взаимодействия личности с окружающей действительностью. Модернистскому сознанию присущи непримиримость к якобы очевидным порокам сложившегося образа жизни, намерение “изменить жизнь к лучшему”. На деле это приводило к навязыванию диктата профессионала, а в итоге к его изоляции в рамках элитарной ментальности. Некоторые “жизнестроительские” концепции модернистов действительно спровоцировали неудачные эксперименты не только на уровне профессиональной сферы деятельности, но даже в экономике и политике. Воинственности правдоискателей постмодернизм попытался противопоставить концепцию компромисса – интеллектуального осмысления всякого рода конфликтов. Оценочная стратегия уступила место концепции диалога.
Джоан — хаус. Концептуальный набросок. 1990 — 1992 гг.
Вайт — хаус. Авторская модель виллы в конструктивистском стиле. 1992 — 1993 гг.
В российскую архитектурную жизнь постмодернизм пришел с некоторым опозданием и был поначалу воспринят в большей степени на уровне свободного формообразования. Истомившимся в рамках типовых проектов душам открывались, казалось бы, необычайные и долговременные перспективы. Сейчас, спустя 15 лет, на многое из того, что делалось нами на той новой волне, мы смотрим вполне самокритично.
Мне, тем не менее, хотелось бы познакомить читателей журнала с двумя своими проектами, выполненными на рубеже 80-х – 90-х, в которых “обращение к историзму” означало творческую интерпретацию двух контрастных по отношению друг к другу стилистических систем.
Проект “Джоан-хаус” предназначался для площадки, расположенной против бокового фасада здания политехнического института (квартал 114, ул.Вилоновская, 28 — 30). В то время в Самаре не было построено ни одного цветного дома. В ближайшем окружении царил серый цвет. С точки зрения формы — это должен был быть дом-скульптура (предварительные модели дома буквально вылепливались шаг за шагом, начиная от масштаба 1: 200 и заканчивая несколькими макетами в масштабе 1:50).
Скульптурность подхода, несмотря на стилистические правила и функциональные ограничения, выражалась в тщательной артикуляции каждой части объема (как собственной темы) с одновременным пространственным и физическим (аркбутаны, фермы) “стягиванием” элементов в единое целое. План дома, вписанный в квадрат 60 x 60 м, реализует концепцию совмещения нескольких ритмических сеток. Каждая точка дома, доступная для наблюдения (снизу, сверху, издалека, из соседних окон), подвергалась тщательному анализу, корректировке и обозначению на уровне “собственной темы”. Очевидная “башенность” структуры (стремление к воплощению мечты о доме-городе) не разбивает форму настолько, чтобы мы потеряли ощущение единого сценария. Здесь формировался праздничный остров, пространство “архитектурного приключения”. Главный фасад – пять героев из известного нам карнавала масок: Богатый ландскнехт, Созерцатель, Странствующий рыцарь, Толстяк и Слуга-голландец. Во дворе, в глубине – Черная башня (мистический персонаж трагифарса).
Функциональная структура Джоан-хауса возвращала нас к идее “нормального” городского дома (опять-таки дома-города), сложного по инфраструктуре и наполнению (квартиры: бедные и богатые; студии художников и архитекторов; цветочный магазин; микропарк; офис; гараж).
В этом доме на уровне проекта были впервые разработаны и представлены в моделях и чертежах многие “хорошо забытые старые” или впервые предложенные элементы, некоторые из которых получили потом частичное применение в проектах самарских архитекторов, упорно развивающих линию “декоративного стиля”. На самом деле Джоан-хаус лишь при поверхностном восприятии мог бы показаться “соучастником” последующего декоративистского бума. Его суть – в перемене отношения к дому, расположенному в городском квартале, а по сути – это манифест против скуки и обрыдлости бытия.
Джоан — хаус. Северный фасад. Архитектор С.А. Малахов.
Проект “Белого дома” (White house) был предназначен для богатого клиента, пожелавшего иметь собственный дом в конструктивистском стиле.
“У нас есть несколько сильных преподавателей, благодаря которым осуществляется хорошая архитектурно-графическая, архитектурно-концептуальная подготовка студентов на базе Самарской архитектурно-строительной академии. Эти преподаватели очень много времени уделяют работе со студентами, гораздо больше, чем это делают преподаватели на Западе, так как на Западе существует другая система. Она предполагает большую самостоятельность студентов.
Но человек, окончивший Московский архитектурный институт, по-прежнему имеет гораздо больше шансов вступить в профессиональную элиту, чем наш архитектор. Потому что у москвичей больше заказов именно со стороны образованного клиента, там ярче отсвет мировой культуры… Там библиотеки, контакты, много династийных ситуаций. А то, что происходит здесь, постепенно приобретает какой-то трагедийный оттенок. Люди достаточно одаренные, окончив институт, переходят в смежные области деятельности или вообще уходят из архитектуры. Уходят туда, где можно легко и быстро заработать. Они даже не пытаются начинать, понимая, что архитектура — это тяжелый, вязкий процесс. Ведь прежде чем стать счастливым в архитектуре, надо прожить в ней какой-то отрезок жизни и поверить в свою возможность быть таковым. В архитектуре нелегко приобрести славу, имя, так как каждая вещь делается долго: ее надо сначала спроектировать, затем построить… Затем доказать, что она еще ничего… Надо построить пару плохих или посредственных вещей, прежде чем сделаешь хорошую…”
Сергей Малахов
Белая стена, окно с правильной геометрией, контраст цилиндрической и прямоугольной формы и, безусловно, плоская кровля — вот основные формальные слагаемые принятого решения. Типология виллы требует выраженного отношения к ландшафту. В этом проекте дом расположен на легком склоне с диагональной линией водораздела. Реакция на участок определяется системой “протуберанцев” – сильных выходов линейных элементов по продольной оси (мост — терраса, мост — проездной портал) и барочных по очертанию элементов благоустройства в поперечном направлении. В доме господствует идея пространства. По сути это означает ритмическую трансформацию П-образного плана, охватывающего атриум (зимний сад с балконами и бассейном). Классическая, симметричная схема “помпейского” дома изменяется до неузнаваемости, порождая иллюзию странствия. Ясный путь к цели (постмодернистская дань традиции) здесь совмещается с перетекающим пространством (“современное движение”). Свет, стена и проем создают бесчисленные загадки. И уже совсем не конструктивистский, «нечестный прием» — восхождение на вершину круглой смотровой площадки над кабинетом хозяина (“диспетчерский пункт”). Постмодернизм эклектичен, его притязания на искренность пренебрегают агрессивной честностью авангарда. Постмодернизм — это время работы, в начале которой мы просто поверили в приключения. Поверят ли остальные?
Автор: Сергей Малахов
