Zemstroyplan.com

Красота –
не прихоть полубога,
А хищный глазомер
простого столяра.

Осип Мандельштам

В 1838 году во время путешествия по Волге художники — выпускники Академии художеств братья Чернецовы записали в дневнике свои воспоминания о Самаре: “…город многолюден, строения большей частью деревянные, но весьма красивые”.

Через 12 лет Самара почти полностью сгорела, превратившись, как вспоминает Л.П. Шелгунова, в “громадную черную площадь с торчащими кое-где изразцовыми печами”. Выгоревший от копеечной свечки город стал, “яко поле”. Но, подобно птице Феникс, он возродился из пепла. “Дома в Самаре стали расти как грибы, тем более, что в воздухе носился слух о переименовании Самары из уездного города в губернский”.

В 1854 и 1856 годах — вновь пожары. Сгорела “краса города” — пять старых самарских кварталов. После столь частых опустошительных пожаров “казалось, город обречен на долгое прозябание”, но “предприимчивая Самара не дремала” — “тяжкие уроки судьбы шли ей впрок”. И вновь застучали топоры.

Крепкогрудый плотник тешет колья,
На слова медлителен и скуп,
Тепел паз, захватисты кокоры,
Крутолоб тесовый шелемок,
Будут рябью писаны подзоры
И лудянкой выпестрен конек.

Николай Клюев

Паз и кокоры, шелемок и подзоры — слова-то какие!

Древние, ныне почти забытые, пропитанные ароматом смолистых бревен, — “сосен перезвон”.

Деревянная застройка Самары и на карте современного города, хотя и сильно поредевшая, занимает еще довольно большие территории.

Бум деревянного строительства во второй половине XIX столетия был, конечно, не случайным. Великая реформа Александра II, отменившая крепостное право, положила начало капиталистической формации в России. Самая грандиозная со времен Петра Великого эпоха преобразований охватила все стороны общественной жизни. Приток населения в города, в Самару в частности, резко усилился, начался подъем самарского купечества, состоявшего из бывших крепостных крестьян.

Указ императора об отмене обязательного следования при строительстве “образцовым”, “высочайше апробированным”, “повторным” проектам привел к повсеместному распространению крестьянской по духу архитектуры, что незамедлительно сказалось на облике городов. Вчерашние крестьяне во многом стали определять жизнь и быт губернской Самары. Застройка осуществлялась в основном 1-2-этажными домами. Частная инициатива, интересы частных лиц выдвигались на первый план.

Особенность колорита города состояла в резком контрасте между “сплошной стеною” каменной застройки центральных улиц города и морем деревянных домов на окраине. Этому способствовало и то обстоятельство, что в 1869 году власти Самары, опасаясь очередных пожаров, запретили строить деревянные дома не только на главной улице города — Дворянской, но и на территориях, прилегающих к хлебным амбарам.

В 38-и кварталах города, от улицы Николаевской (Чапаевской) до берега реки Волги, самарцы были лишены права строить и восстанавливать деревянные дома.

В результате в районе от улицы Николаевской и до вокзала молниеносно возник своеобразный ансамбль преимущественно деревянных домов, торцом или боковой стороной выходящих на красные линии улиц, с большими противопожарными разрывами.

В противовес “сплошной” каменной застройке центральных улиц сложилась деревянная “пунктирная”. Произошло зонирование по высоте и качеству застройки. Она повышалась от периферии к центру, была сплошь деревянной на окраинах и каменной — в центре.

Дома на окраине в основном одноэтажные. Дело в том, что долгое время на территории европейской России запрещалось возводить деревянные дома более чем в один этаж.

Второй этаж в деревянном доме мог существовать в виде мезонина — своеобразной версии традиционной светёлки. Такой дом с мезонином в три окна, очень ветхий можно видеть сегодня на углу улиц Симбирской (Ульяновской) и Сокольничьей (Ленинской).

Встречаются деревянные мезонины и на каменных домах. Таков дом на ул. Заводской (Венцека, 8). По оси симметричного кирпичного здания — глубокий фронтон мезонина и деревянный балкон, поддерживаемый металлическими кронштейнами.

Наиболее распространен каменно-деревянный 2-этажный дом, в котором первый этаж — несгораемый, кирпичный, с лавками и кладовыми; второй этаж — деревянный, нередко одетый в “узорочье”. Здесь, как правило, жили. Таков дом на ул. Сокольничьей (Ленинской, 216). Восемь окон в деревянных резных наличниках с узорчатыми навершиями контрастируют с полукруглыми колоннами обрамлений окон кирпичного первого этажа. Интересен и просторный каменно-деревянный дом на ул. Садовой, 172. Вход симметричного здания акцентирован балконом на кронштейнах и узким островерхим фронтоном со шпилем. Окна со строгим обрамлением, пилястры с накладной резьбой и богато декорированный центр с резьбой в виде “полотенец”, примеры которых в практике самарской архитектуры встречаются уже довольно редко.

Два островерхих узких фронтона возвышаются по углам кровли каменно-деревянного здания № 27 на Ярмарочной улице. Широкий резной фриз подчеркивает протяженность старого здания почты. Но, пожалуй, наиболее характерны небольшие симметричные двухэтажные дома смешанной конструкции с эркером по оси, завершающиеся шатром.

Шатры — сужающиеся кверху четырехгранные пирамиды, на вершине которых устанавливаются высокие шпили, — ведущая тема в самарской архитектуре не только деревянных, но и каменных домов. Обилие вертикалей, стремительный взлет шатра — характерные признаки целого ряда старосамарских домов.

Таковы дома № 182 на Самарской улице, № 78 — на Ильинской (Арцыбушевской). Но, пожалуй, наиболее оригинален двухэтажный дом № 73 на Арцыбушевской, с балконом, нависшим над входом. Резные колонны балкона поддерживают высокий шатер сложной конфигурации с остроконечным шпилем. Криволинейная деревянная конструкция барочного профиля — характерная деталь этого очень ветхого кирпично-деревянного дома.

По-своему уникален двухэтажный дом с двумя эркерами, что на улице Троицкой (Галактионовская, 82). Эркеры вместо двухскатной кровли или традиционного шатра увенчаны за-кругленной формы покрытием в виде «бочки» с двумя остроконечными шпилями-флагами на каждой “бочке”.

Покрытие в виде «бочки» встречается всего однажды, а вот шатровые башни со слуховыми окнами весьма распространены. Ими обыгрывались угловые дома на ул. Троицкой (Галактионовская, 171) и дом № 123 на Ульяновской.

На улицах старой Самары можно встретить и большие двухэтажные деревянные дома, но это скорее исключение из правила. Авторство двух наиболее ярких из них принадлежит А.А.Щербачеву.

Симметричный, с двумя башнями-шатрами и фронтоном по оси здания, богато декорированный пропильной резьбой, особенно на фронтоне, вокруг слуховых окон стройных шатров и на угловых пилястрах жилой дом стоит заколоченный в нескольких метрах от почти законченного очередного громадного дома-“комода”.

На Театральной площади (пл. Чапаева) под номером 171 в ряду разностильных домов стоит еще двух-этажный, обшитый досками (вагонкой) дом Поплавского. Симметричное здание с островерхими шатрами, увенчанными высокими, тонко прорисованными металлическими шпилями с флюгерами, сложного профиля кровлей, резьбой на наличниках окон и карнизов, с красивыми воротами и калиткой усилило театрализацию Театральной площади. А.А.Щербачев понял М.Н.Чичагова. Архитектура деревянных и каменных домов развивается в едином русле, видны точки их соприкосновения, по крайней мере всю вторую половину XIX века.

Деревянная архитектура стимулировала появление нового стиля в каменной архитектуре, каменная архитектура влияла на деревянную, еще не освободившуюся от архитектуры эпохи классицизма.

Черты провинциального классицизма присутствуют в облике одноэтажного жилого дома на ул. Казанской (А.Толстого, 46). Бревенчатые стены обшиты струганой доской, образующей своеобразную рустовку гладких поверхностей стен, завершенных четким геометрическим карнизом. Пять полуциркульных окон обрамлены строгими деревянными наличниками. В простенках между окнами — ампирные архитектурные детали в виде пушечных стволов. “Прилепалы” в виде стволов, карниз с кронштейнами, детали асимметрично расположенного крыльца дома выдают токарный характер работы и обеспечивают тиражирование и сборность основных и декоративных элементов здания. Этот дом стал “лебединой песней” самарского деревянного классицизма.

В массовой застройке начинает господствовать народный стиль, реформы Александра II приводят к смене вкусов и лица заказчика, формируется новый стиль в архитектуре. В качестве покровителей и основных заказчиков теперь выступают купцы.

Выдающийся самарский строитель, глава Торгового дома «Д.Е. Челышев с сыновьями” в 1895 году возводит по проекту А.А. Щербачева огромные по тем временам доходные дома в “кирпичном стиле”, но для себя строит на ул. Саратовской (Фрунзе) деревенский дом – сказалась крестьянская привычка. Локтями пробившиеся на командные позиции в экономике купцы подчинили застройку города своим требованиям.

Экспансия крестьянской народной архитектуры стала очевидной. Надо отметить и другие обстоятельства популярности дерева. Оно отличалось сравнительной дешевизной и широкой доступностью в связи с неистощимостью лесных богатств Поволжья, удобством доставки по рекам, легкостью обработки, быстротой возведения, меньшей, чем у камня, теплопроводностью.

Культ дерева как основного строительного материала в застройке городов стал основополагающим, кроме того, считалось, что самобытность городского эстетического идеала нашла воплощение в творениях из дерева.

Среди самарских купцов выделялись купцы-старообрядцы, приверженцы допетровской архитектуры. В идейном плане происходит единение купечества и духовных вождей славянофилов. Апогей деревянного зодчества приходится на вторую половину XIX века и держится вплоть до первой мировой войны.

Огромное влияние на формирование деревянного зодчества имела страстная подвижническая деятельность выдающегося художественного критика В.В.Стасова. Он писал: “Деревянные постройки в русском стиле — самая важная, самая талантливая и самая разнообразная, самая поразительная и самая изящная из всех архитектур. В создании из коренного народного русского материала — дерева лежит главная историческая заслуга новой русской архитектуры”.

Профессор архитектуры К.М. Быковский писал: “Когда Петр прорубил свое окно в Европу, то нахлынувший свет на время не мог не лишить наше искусство своеобразной самостоятельности. Можно сожалеть об утрате этой самостоятельности. Достигнуть вновь этого самобытного значения невозможно, не вернувшись к прошлому”.

Популярный в то время журнал “Зодчий” отметил: “Россия владеет чрезвычайно богатым запасом искусства, в течение двух столетий она держала его под ключом. Теперь ей остается только открыть его и черпать из него полными пригоршнями”.

На развитие деревянного зодчества большое влияние оказал художник Г.Г. Гагарин, исследователь искусства, вице-президент Петербургской Академии художеств, последовательный представитель возрождения национального в искусстве, “художественной археологии”. Он много ездит по Поволжью и изучает «с карандашом в руках» крестьянские избы, фрагменты домов, и особенно домовую резьбу. Открытие Гагариным крестьянского искусства стало важным источником одного из вариантов русского стиля в архитектуре, ее крестьянской разновидности. Г.Г.Гагарин издает красочный альбом — серию этнографических зарисовок древнерусских орнаментов, ставших источником для подражания не только для профессиональных архитекторов, но и для плотницких артелей. Резная орнаментация изб Поволжья, мотивы крестьянской вышивки, узоры тканей, орнамент допетровских рукописей, прялки, сундуки, люльки, посуда и игрушки — прекрасный источник вдохновения.

Архитектура в «русском стиле» стала стилеопределяющим искусством. Она получает распространение не только в загородном деревянном дачном строительстве, в селах и на окраинах больших городов, но проникает в каменную архитектуру городов. Напомню архитектуру нашего драмтеатра, спроектированного ревностным сторонником русского стиля М.Н. Чичаговым.

Практически исчезли дореволюционные дачные строения. Многие из них были разобраны на дрова в холодные и голодные годы гражданской войны. Это огромная потеря, ведь авторами таких домов были выдающиеся петербургские и московские зодчие «серебряного века». Но на улицах старой Самары еще стоят покосившиеся, потемневшие, замшелые, в морщинах и рубцах сооружения безымянных мастеров — дома с чертами подлинно народного искусства, демонстрирующие отточенное веками мастерство, которое берет свое начало в глубокой древности. Сильно поврежденные, потревоженные временем, они в общих чертах сохранили признаки, характерные для архитектуры Среднего Поволжья. Дома с бревенчатыми стенами с течением времени чаще всего стали обшиваться тесом, а резьба превратилась в самый выразительный и нарядный элемент дома, она акцентировала очертания окон, галерей, крыш и карнизов, балюстрад балконов. Иссеченное резьбой дерево стало излюбленным материалом. Избы, одетые в “узорочье”, напоминали сказочные терема. Какая была резьба? В основном пропильная, глухая и барочная.

Резьба глухая говорит о технике ее исполнения, то есть доски прорезались не насквозь, а оставался глухой фон. Барочная — корабельная резьба — это результат творчества мастеров, украшавших резьбой волжские барки и принесших в домовую резьбу элементы скульптур (коньки, обереги), свои основные навыки и традиции.

К сожалению, время не сохранило нам крупных деталей и образцов глухой и корабельной резьбы, в отличие от пропильной, сквозной — повсеместно и широко распространенной домовой резьбы, исполняемой путем пропиливания узоров на плоской доске насквозь.

По масштабу применения и по многократно повторяющимся мотивам можно судить, что в Самаре было хорошо налажено артельное производство серийных изделий с пропильной резьбой, которая нередко использовалась вместе с объемной глухой и чаще всего накладывалась на наличники окон, на фриз карнизов, на пилястры, лопатки. Резьбой акцентировались очертания и ритм основных форм и членений дома: подоконные доски, обрамления, завершения окон и дверей, тимпаны фронтонов, завершения стен и кровель, ворота и крыльца. Одним из традиционных украшений дома на протяжении почти всего XIX века было узорное, пышное украшение «красных» окон. “Глаза дома” стали самым важным элементом оформления фасада.

Густота и пышность узоров особенно характерны для 3-частных наверший окон, в отличие от треугольного, криволинейного и прямоугольного их обрамления. Средняя часть раскрепованных наверший выделена и чуть выступает вперед. Растительный орнамент, подобно бахроме, свисает гроздьями. Более строгие, с крупными прорезями растительного орнамента подоконные доски ограничивают окна снизу. В качестве украшений на боковые наличники укрепляли “прилепалы” — фигурные полуколонки со сложными членениями токарной работы. Округлые полуколонки — «дыньки» дают обширную, богатую светотень. Иногда встречаются смешанные сочетания пропильного узора с «дыньками», вазами, солярными изображениями. Нередко в качестве элементов декора используются жгут, плетенка, зубцы прямоугольных, полукруглых, треугольных форм.

Кроме декоративного оформления окон, ведущей темой в самарском деревянном зодчестве стали карнизы и кронштейны. Здесь весьма ощутимо влияние каменной архитектуры эпохи классицизма в структуре карнизов деревянных домов, построенных по канонам ордерной системы и покрытых в несколько ярусов накладным пропильным орнаментом. Особенно плотно украшался резьбой подкарнизный фриз. Растительный орнамент шел сплошной непрерывной лентой, равномерно заполняя фризовую доску от края и до края. В домовой резьбе подкарнизного фриза можно встретить характерные восточные мотивы кочевых племен, населявших Среднее Поволжье или граничившие с ним территории. Стилизованные головы баранов, роговидные узоры можно видеть на домах № 216, 182 на улице Самарской, на Троицкой (Галактионовской, 30). Часто фигуры животных, птиц вводятся в композицию наверший, наличников окон. Примером может служить дом на улице Александровской (Вилоновской, 50). Изображения дракона — излюбленная тема украшения домов татар: ведь дракон традиционно присутствовал на полковых знаменах Золотой Орды.

Чрезвычайно популярны кронштейны, напоминающие птиц или выполненные в виде конских голов. Вообще в домовой резьбе изображение коня имело исключительное значение. Вслед за «последним поэтом деревни» Сергеем Есениным сделаем экскурс в историю: “…Конь, как в греческой, египетской, римской, так и в русской мифологии, есть знак устремления, но только русский мужик догадался посадить его к себе на крышу, уподобляя свою хату под ним колеснице. Это чистая черта Скифии с мистерией вечного кочевья”. Подобную мысль высказывал и другой поэт деревни, Николай Клюев:

“На кровле конек —
Есть знак молчаливый,
Что путь наш далек”.

В Самаре домов с изображениями коня на кровле, к сожалению, не осталось. Но зато еще сохранились изображения конских голов в виде кронштейнов на доме на ул. Александровской (Вилоновской, 106). Формы конских голов, стилизованные в кронштейны, стоят под карнизом бревенчатого дома в четыре окна. Срубовой дом несколько нависает над кирпичным, вросшим в землю этажом. Не исключено, что сруб был перевезен и поставлен на кирпичное основание. Оконные наличники сильно выступают вперед от плоскости бревенчатой стены, рубленной в «обло с остатком». Это уже редкий на сегодня пример деревянного зодчества.

На фронтоне дома на ул. Сокольничьей (Ленинской, 232) изображены две фигуры агрессивных, с поднятыми лапками птиц. Под ними — две переплетенные встревоженные змеи в угрожающей позе, свисающие вниз. Взор их обращен на прохожих. Это оберег, символ охраны дома, одно из наиболее интересных и распространенных изображений волжской домовой резьбы. Образ берегини не встречается ни в одном другом виде русского народного искусства, кроме зодчества. Название “берегиня” не оставляет сомнений в том, что их изображения должны были оберегать жилище, дом, семью. По-видимому, обереги резались сначала на судах, возникли эти образы в очень далекие времена и должны были оберегать людей от злых духов — традиции очень древние. Очевидно, творец оберегов хорошо понимал охранительный смысл этих изображений, но ставил их уже как обязательные украшения своего скромного дома. Условность в решении образа, обобщенность формы, предельная выразительность движения фигур коня, змеи, птицы характерны для плоскостного изображения из дерева.

“Звериный стиль” пришел к нам в Самару из далеких языческих времен, и, несмотря на то, что с этими символами боролась церковь, причем не один век, как свидетельствует “Стоглав”, упрекающий верующих, что “над воротами домов у христиан поставились воображаемые звери и люди…”, эти символы навечно остались в народном творчестве. Навечно ли? Не сумел оберег дома на ул. Сокольничьей (Ленинской, 32) сохранить дом и себя. На месте деревянного поднимается очередной громадный дом.

Деревянные дома, построенные в XIX в., конечно, ветхие, но они являются или, точнее, являлись частью большой художественной культуры, которая ведет свое начало из глубокой древности. Уничтожить их полностью — значит нарушить связь веков. Не много осталось таких домов, понять бы их, поберечь бы и научиться строить так образно!

Деревянное зодчество Самары – это очень разнообразный мир. Сооружения рассеяны по всему старому городу, и среди них есть уникальные, даже экзотические. Вот таинственный чужестранец, который стоит во дворе ул. Саратовской (Фрунзе, 75). Он стоит одиноко, скромно, даже боязливо, скрывая свою богатую, очевидно, историю — историю обитателей и имя автора-архитектора. Я исколесил почти всю Россию, но, признаюсь, пока мне не встречался дом такой архитектуры. Архитектура этого двухэтажного фахверкового дома с эркером и башенкой характерна для стран Северной Европы. Его конструктивная особенность — деревянный каркас, стойки и наклонные балки несут всю нагрузку. Деревянный каркас открыт, рисунок этого каркаса темным узором смотрится на фоне светло-желтых окрашенных стен. Поля, образуемые фахверком, заполнены кирпичом и оштукатурены.

Любопытен своей конструктивной особенностью и дом, принадлежавший когда-то известному самарскому лесопромышленнику Фирсу Наймушину. 2-3-этажный, симметричный, с балконом на кронштейнах, он стоит за ажурной металлической оградой с отступом от красной линии улицы Вознесенской (Степана Разина, 106). Его фотография помещена в роскошном альбоме “Русский модерн”. Автор дома архитектор А.А.Щербачев решил здание в сдержанных формах позднего модерна: гладкие плоскости стен, рассеченные глубоким карнизом, скупой орнамент оштукатуренных плоскостей скрывают конструктивную особенность здания, построенного из лиственницы.

Потомки салотопов и мукомолов, наследники вчерашних купцов-крестьян самарские промышленники уже не хотели ориентироваться на патриархальную и средневековую Москву. На историческую арену России уверенно вышло новое поколение энергичной российской буржуазии, а вместе с ним — и новое понимание архитектуры. Вкусы заказчиков изменились. “Вериги чужих форм”, по определению Н.В.  Гоголя, сброшены. Наступила глубокая “осень патриархов”.

Каменные особняки в стиле модерн – символы благополучия европейского вкуса и изысканности стали носить имена молодых самарских нуворишей. Вспомним дома Курлиной, Новокрещеновых… Дом стал портретом его владельца. К тому же использовать дерево для городского строительства становилось все труднее, и не только из-за пожаров и вкуса заказчиков, но нередко из-за требований большой этажности, протяженности и пролетов новых типов зданий.

Седых веков наследство — деревянная архитектура уже на наших глазах несет невозвратимые потери. Конечно, в городе множество, даже огромное множество аварийных деревянных домов, лишенных уже признаков архитектуры. Ресурс долговечности самарских домов исчерпан. Присутствие старины глубокой надо оплачивать, иначе придется скоро оплакивать. Стратегия обновления города — далеко не только снос старого. Истинно самарского в современной Самаре становится все меньше и меньше. Уничтожение старого идет семимильными шагами. И хотя ясно как день — путь в современность не устраивают, снося старину, стирая следы прошлого, но у тех, кто отвечает за судьбу города, его настоящее и будущее, челюсти свело от молчания.

Среди проблем градостроительства проблема сохранения исторической среды в наш стремительный век остается ключевой. Универсальной модели сохранения и использования наследия, очевидно, быть не может. Многое зависит от «отцов города», Думы и зодчих.

Главное отличать зерна от плевел. Снос 2-этажного дома, что был красою ул. Красноармейской и Самарской, оправдать нельзя. И никакой «малиновый пиджак» из области постмодернистской шалости не заменит изящной резьбы старосамарского дома.

И как тут не вспомнить замечательное письмо писателя А.К. Толстого Александру II: “И все это бессмысленное и непоправимое варварство творится по всей Руси на глазах, с благословения губернаторов и высшего духовенства. Что пощадили татары и огонь, оно берется уничтожить!”

Продолжая прогулку по зарастающей дороге памяти, наблюдая медленный процесс умирания старых деревянных домов, вспомним строчки Марины Цветаевой:

«…Домики со знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды,
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы — их право!
И погибаете вы
Томных прабабушек слава…»

Нет пророка в собственном Отечестве.
По улицам старой Самары ходит новый “сын железа и каменной скуки, пожирающий берестяной рай”.
Для него старый дом — только рухлядь и клоповник.
Кто его остановит?
А пока “Васька слушает да ест”.

Автор: Ваган Каркарьян, заслуженный архитектор России, член-корреспондент Российской Академии архитектуры и строительных наук, профессор. Рис. автора