Zemstroyplan.com

Самара – город деревянный! Как ни парадоксально это звучит сегодня. Но таковой она была на протяжении большей части истории своего существования: от момента возникновения и из века в век. Лишь последнее сорокалетие XX века широкомасштабным развертыванием индустриального домостроения положило конец господству деревянной застройки в черте города. Всего сорок лет из более чем четырехсот!

Адам Олеарий, Корнелий де Бруин, братья Григорий и Никанор Чернецовы последовательно запечатлели облик деревянной Самары в своих рисунках. В 1854 году “Самарские губернские ведомости” сообщали, что во время большого пожара на Преображенской улице (ныне Водников) сгорело пять лучших кварталов, составлявших “красу города”.

Очевидно, что красу являла всегда преобладавшая деревянная застройка. И даже высочайше утвержденное предписание 1869 года, принятое по представлению губернатора и запрещавшее строить или восстанавливать старые деревянные дома в районе наиболее древней части Самары (от Волги до современной улицы Чапаевской), не изменило ситуации коренным образом. При таком установленном порядке в 70-х годах 19-го столетия (время активного строительства) была застроена деревянными домами большая часть так называемого нового города — ныне территория от ул.Чапаевской до железнодорожного вокзала. Неповторимый колорит Самары второй половины XIX — начала ХХ века определяется контрастом между плотной сплошной каменной застройкой центральных улиц и морем деревянных, богато украшенных резьбой домов на окраинах. Районы деревянной застройки представляют собой не случайный конгломерат отдельных зданий, а целостный ансамбль. Им присуща художественная выразительность организованного на основе определенных принципов архитектурно оформленного пространства. В основу положены приемы, ставшие каноническими в деревянном строительстве: обязательное ограничение размеров по высоте (два этажа), длине, столь же обязательные противопожарные разрывы между зданиями.

В городах европейской России сооружение деревянных домов более чем в один этаж запрещалось. Второй этаж мог существовать в виде мезонина, если дом был полностью деревянным, или в виде второго деревянного этажа на первом каменном, образуя распространенную в России разновидность деревянно-каменного дома.

Наряду с сочетанием дерева и камня важным средством художественной выразительности, придававшим и своеобразие облику зданий, был характер отделки стеновой поверхности. Стена могла быть бревенчатой или обшитой тесом. Существовало несколько способов сопряжения бревен. Техника обшивки тесом характеризуется разнообразием и также благоприятствует созданию неповторимого облика фасадов. Однако самым выразительным и нарядным элементом деревянного дома является резьба. Глубокое, неравнодушное и на сегодняшний день уникальное исследование резного убранства самарской архитектуры оставил замечательный краевед архитектор Е.Ф.  Гурьянов в своей книге “Самарские узоры. Домовая резьба Самарского Поволжья” (Куйбышев, 1982). Показательно, что рецензентом этой работы выступил один из лучших самарских искусствоведов – Борис Михайлович Ярошенко, не обошедший своим вниманием этот яркий феномен нашей культуры.

О деревянном зодчестве Самары писали такие уважаемые самарские архитекторы, как А.Г.Моргун (“От крепости Самара до города Куйбышева”. Куйбышев, 1987), В.Г.Каркарьян (“Старая Самара: история, дома и люди”. Самара, 1998), искусствовед Н.В.Мельникова (“СамАрх”, 3/1997). Все они дают высокую профессиональную оценку сохранившемуся до наших дней архитектурному наследию Самары деревянной и высказывают справедливую обеспокоенность дальнейшей его судьбой. Фото с фрагментами фасадов сохранившихся деревянных домов в исторической части города Самары (Куйбышева) иллюстрируют книгу президента Российской Академии архитектурного наследия профессора О.И.Пруцина “Архитектурно-историческая среда” (Москва, Стройиздат, 1990).

Интерес профессиональных архитекторов к дереву как к уникальному по своим возможностям строительному материалу не случаен. Закономерность формирования деревянной застройки русского города второй половины ХIX века со всей полнотой осветила в своей фундаментальной работе “Русский стиль” (Москва, 1997) доктор искусствоведения Е.И.Кириченко, также человек, не равнодушный к архитектурному наследию Самары, знающий его и часто публикующий его произведения в качестве примеров и иллюстраций к своим исследованиям.

Деревянная народная архитектура русского пореформенного города складывается в середине XIX века как прямое следствие и плод непосредственного народного творчества, свободного от давления официальных кругов. Она уходит корнями в крестьянскую культуру, выросла в ее рамках и является результатом процесса утраты крестьянской архитектурой своего сословного характера. Сфера ее бытования, и до того казавшаяся безграничной, еще более расширяется. Она проникает в город и, претерпев необходимые изменения, становится также фактом городской народной культуры. Более того, благодаря приближению к нормам стилевой архитектуры, и особенно к фольклорному варианту русского стиля, крестьянская по своему происхождению архитектура, получив распространение и в городе, превращается в общенародное, национальное явление. Оно стало первым подлинно универсальным со времени петровских преобразований направлением русской архитектуры, не знающим ни социальных, ни территориальных границ.

Это произошло в течение двух-трех десятилетий, а началось одновременно с подготовкой и проведением реформ, под знаком которых прошло царствование Александра II, и стало возможным благодаря эпохальному по своему значению указу, кардинальным образом изменившему суть законодательства в области гражданского строительства. В 1858 году выходит указ Александра II об отмене закона, согласно которому дома частных лиц в городах могли сооружаться только на основе высочайше утвержденных образцовых проектов. Указ об отмене обязательности следования образцовым фасадам по праву может считаться первым в ряде великих реформ. Им отменялась жесткая государственная регламентация в области строительства и разрешалась свобода самовыражения в наиболее доступной, очевидной и понятной каждому форме. Ответом на отмену регламентаций явилось повсеместное распространение крестьянской по духу архитектуры в городе, не возможное ранее из-за того, что деревянной в своей массе застройке надлежало следовать образцам, исходившим из рассчитанной на исполнение в камне классической традиции.

Принципиальной важности открытого, зрительно очень демонстративного возвращения народного начала в городскую архитектуру, ход развития которой с петровского времени был нацелен если не на изгнание, то на нейтрализацию его присутствия, нельзя недооценивать. В этом факте нельзя не увидеть выраженной средствами архитектуры радикальной переоценки ценностей, крутого мировоззренческого сдвига, существенных перемен в социально-экономической жизни.


Впервые с петровского времени была легализована и в законодательном порядке санкционирована возможность возвращения (или появления) в городской жилой застройке сооружений, могущих быть зрительно соотнесенными с народной архитектурой, точнее, с архитектурой, опирающейся на традицию русского зодчества. За ним стояло не просто признание равного исторического значения двух культурных традиций – классической и народной. Таким образом в самом массовом виде архитектурного творчества получило выражение представление об исторической роли творцов народного искусства, о народе как активной силе исторического процесса.

Другой сравнительно важный и необычный для послепетровского зодчества факт – возрождение единой городской и сельской народной архитектуры. Свободный доступ крестьянского влияния в город облегчает противоположный процесс восприятия крестьянской архитектурой черт городской. Деревянная сельская и городская архитектура второй половины XIX века развивается в одном направлении.

С отменой в конце 1858 года обязательности строительства жилых домов по образцовым фасадам кончилась целая эпоха в истории архитектуры русского города. Сразу же после выхода указа слои городского населения, не принадлежавшие к среде образованных классов (мещане, мастеровые, ремесленники, купечество, торговцы, крестьяне, переселившиеся в города), заявили о своих художественных, а значит, и социально-этических ценностях решительно и определенно созданием деревянной застройки “в деревенском вкусе”. Вкусы заказчиков обозначались в ней быстро, однозначно, а в большей степени – и оппозиционно к опыту гражданской городской архитектуры, где до сих пор преобладали направления, ориентирующиеся на классическое наследие. Вместе с тем деревянная застройка генетически связана с крестьянским зодчеством, безотносительно к тому, создавалась ли она народными мастерами или профессиональными зодчими. Народное зодчество настолько глубоко ассимилировало приемы и формы стилевой архитектуры, а стилевое зодчество в своем развитии так приблизилось к принципам преобразованной нормами стилевой народной архитектуры, что возникла реальная возможность их слияния в таком характерном для второй половины XIX века конкретно-историческом феномене, как деревянная застройка русского города. Она в равной степени может рассматриваться как явление народного зодчества — городского и сельского — и как одна из разновидностей русского стиля.

В середине XIX века в результате различных процессов — утраты государством былого влияния на развитие архитектуры, сознательной ориентации профессиональных зодчих на народные вкусы и стремления городских низов приобщиться к культуре образованных классов — складывается уникальный в своем роде феномен: деревянная застройка русского города, народная городская архитектура, не имеющая аналогий в европейском зодчестве. Это симбиоз нескольких разнохарактерных традиций. С одной стороны, деревянная застройка русского города создается на основе норм регулярного градостроительства и стилевой архитектуры. С другой — она непосредственно через крестьянскую жилую архитектуру связана с дожившей до XIX века традицией средневекового зодчества, опирается на него и переосмысляет его опыт, а также опыт строительства балаганов и других деревянных сооружений на народных гуляньях. Это еще один, и, очевидно, очень важный, источник. Без него было бы невозможно столь быстрое сложение деревянной жилой застройки русского города как самостоятельного явления, представляющего новый этап по отношению к крестьянской жилой архитектуре 1830-50-х годов. Архитектура народных гуляний была единственным допускаемым в город, хотя и временно, типом народного зодчества. Судя по всему, народные гулянья внесли свою лепту в формирование феномена деревянной городской застройки. Их воздействие на творчество мастеров русского стиля второй половины века очень велико. Оно сказалось на особенностях архитектуры выставочных комплексов, деревянных театров, парковых ансамблей.

Своеобразным аналогом временной архитектуры народных гуляний, но связанным с традицией культуры образованных классов и так же генетически связанным с деревянной застройкой русского города, следует, очевидно, рассматривать архитектуру первых общественных парков, возникших на окраинах и в пригородах (для Самары это — Струковский сад, Молоканский сад, старый ипподром, застройка Барбашиной Поляны).

На сравнительно короткий период 1860-90-х годов пути развития стилевой архитектуры встречаются с путями развития народной деревянной архитектуры русского города. Близость той и другой в это время настолько велика, что народная деревянная жилая застройка — феномен низовой городской культуры — органически вливается в одно из направлений стилевого зодчества, связанного с обращением профессиональных архитекторов к традиции крестьянского искусства. Позднее, уже в начале ХХ века, пути деревянной и каменной (в данном случае они синонимы народной и стилевой) архитектуры расходятся. Деревянная народная жилая архитектура (ее традиции живы по сей день в индивидуальном жилищном строительстве деревень, поселков, небольших городов) остается верной сложившимся приемам на протяжении всего ХХ века. Стилевая архитектура, следуя логике своих законов, проходит через этапы модерна, неоклассицизма, конструктивизма, неотрадиционализма и т.д.

Но и профессиональные зодчие, занимаясь стилистическими поисками, не гнушались поработать в дереве. В Самаре проектированием деревянных построек в свое время занимались такие ведущие архитекторы, как А.А.Щербачев, Ф.П.Засухин, З.В.Клейнерман, Т.С.Хилинский. Известный самарский зодчий Г.Н.Мошков трудился над проектированием и возведением деревянных домов в городе настолько плодотворно, что даже перестал вести им счет! В это время в застройке Самары появляются деревянные здания и сооружения, профессионально выполненные в архитектуре русского стиля, романтической интерпретации европейского фахверкового зодчества и даже в стиле модерн и в мавританском стиле. Кирпичные здания активно украшаются деревянными балконами, террасами и верандами, крыльцами, навесами, оградами с воротами и калитками, чье деревянное кружево органично дополняет пластику лепного архитектурного декора и фигурную кирпичную кладку на фасадах. Улицы города заполняют легкие ажурные павильоны, киоски, тумбы для афиш, выполненные в дереве. Настоящей сказкой в дереве, пришедшей из “Тысячи и одной ночи”, был комплекс построек кумысолечебного заведения Е.Н.Аннаева в урочище Вислый Камень, впоследствии (в 1920-х годах) разобранных на дрова.

Не обошла вниманием дерево и архитектура советского авангарда, а затем и неотрадиционализма 1930-х годов. Наиболее благоприятным полигоном для него стал в Самаре открывшийся в 1932 году ЦПКиО. Здесь появились такие значительные сооружения, выполненные в дереве, как спиралеобразная 50-метровая парашютная вышка, комплекс павильонов промышленной выставки, который был спроектирован и построен всего за 4 месяца. В годы Великой Отечественной войны сооружения ЦПКиО начали разрушаться: были разобраны на топливо береговая лестница, деревянное ограждение, центральный вход, многие павильоны. И все же, несмотря на тяжелую обстановку того времени, в октябре 1943 года горсовет изыскал нужное количество дефицитной древесины и гвоздей для проведения ремонтно-восстановительных работ с тем, чтобы парк не прекратил своего существования.

В 1958 году журнал “Архитектура СССР” назвал Куйбышевский речной вокзал в числе трех лучших в Советском Союзе. А было это ажурное деревянное сооружение построено как временное, всего на несколько лет. Его мастерски разработал в духе архитектуры рациональной классики самарский архитектор и инженер Л.А.Волков. Располагалось оно на месте нынешней набережной между Ленинградским и Некрасовским спусками. Рядом с вокзалом появилась и водная станция “Динамо” работы архитектора П.А.Щербачева — элегантная деревянная постройка в виде корабля с элементами архитектурного супрематизма. Исчезли эти произведения архитектуры при организации новой очереди набережной.

Еще не так давно существовал деревянный кинотеатр “Сокол” в сквере позади ДК им.Кирова… Кто сейчас вспомнит, как выглядели деревянные двухэтажные домики дач НКВД на месте детского парка им. Гагарина? А это целая культура ушедшей эпохи.

И наконец, последний по времени всплеск деревянной архитектуры в Самаре на новом, постмодернистском уровне сознания: комплекс сооружений, возведенных на набережной к празднованию 400-летия города в 1986 году. Какой был прорыв! И это тоже уже история. Неплохо было бы издать альбом, собрав уцелевшие эскизы, чертежи, фотографии, слайды (мои, например, благополучно сгинули где-то в городе Орле среди тамошней архитектурной общественности), чтобы сохранить этот феномен эволюции самарской деревянной архитектуры для будущего поколения архитектурных критиков и искусствоведов.

Итак, очевидно, что деревянная застройка Самары (в лучших ее образцах) не должна исчезнуть окончательно. Я вовсе не за мир хижинам. Но я против войны дворцам, объявленной им только за то, что они из дерева! Современные технологии позволяют продлить жизнь деревянного сооружения практически до бесконечности. В 1996-97 годах были полностью отреставрированы уникальные деревянные конструкции памятника архитектуры ХХ века – Дома архитектора Мельникова в Москве. Считавшиеся до этого безнадежными… И не какими-нибудь посланцами западноевропейской “цивилизации”, а специалистами Реставрационной экспериментальной инженерной мастерской № 5 (Россия, 125284, Москва, 1-й Хорошевский проезд, 12-3-92). Использование уникального метода ведения реставрационных работ обеспечивает сохранение, восстановление, укрепление сложных деревянных конструкций, сохранение лепного декора, росписи потолков и плафонов. Метод позволяет, не изменяя габаритных размеров элементов, восстановить их прочность и увеличить несущую способность. Если в здании имеется уникальная лепнина, живопись или другой декор интерьера, используя этот метод, можно сохранить все детали без утрат. Для проведения работ по укреплению не обязательно закрывать здание на ремонтно-восстановительные работы. Срок производства работ сокращается до нескольких недель, что невозможно достичь при полной замене конструкций.

Так почему в свете вышеизложенного должен быть обречен дом строителя Маштакова в Самаре (ул.Самарская, 207), памятник архитектуры XIX века работы А.А.Щербачева? Дом в переулке Белинского, 3, оставленный Ленинским райотделом милиции? Так же, как и дом на ул. Льва Толстого, 88, продолжающий борьбу за свое существование уже лет восемь после пожара! Дорого? А кто-нибудь пробовал устроить тендер? Связывался с бригадами из Ульяновска, Сыктывкара, Екатеринбурга? Квалифицированные плотники должны быть и в Самаре! Ведь сохраняются же, реставрируются и восстанавливаются деревянные здания в застройке сибирских городов Томска и Тобольска! Каким образом сохранена целая улица, застроенная деревянными особняками, в Казани (ул. Тельмана)? Из каких таких соображений застраиваются новыми деревянными и кирпично-деревянными домами исторические центры городов Владимира, Мурома, Суздаля? Музеи деревянного зодчества организованы в таких же, как Самара, волжских городах – в Костроме и в Нижнем Новгороде.

Самара не должна лишиться своего деревянного генофонда, чтобы не превратиться в каменные джунгли в окружении железобетонной пустыни. Не случайно первый текст “Русских вед” был вырезан на деревянных дощечках. И художник Фаворский гравировал иллюстрации к “Слову о полку Игореве” на деревянных досках, хотя техника офорта существовала уже лет пятьсот. Дерево – это жизнь!

Ради этого стоит задуматься, как обеспечить сохранение деревянной архитектуры Самары, на законодательном, регулятивном, градостроительном и т.д. уровнях, вплоть до обывательского. Чтобы не услышать однажды в свой адрес горьких слов, сказанных египетским жрецом некоему древнему греку: “Ах, Солон, Солон! Вы… вечно остаетесь детьми, ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания… потому как бы немотствуя. И вы снова начинаете все сначала, словно только что родились”.

Автор: Александр Аксарин, начальник отдела архитектуры ОУПИиК.
Фото из архива Татьяны Алексушиной